«АБИТУРА»

«АБИТУРА»

Александр Туревский (из книги "Анатомия вакуума, или поклон Alma mater")

Этим словом в середине семидесятых обозначались и сами абитуриенты (поступающие в высшие учебные заведения), и период, когда они поступали. Для меня — самое «студенческое» время. Поступал я четыре раза: первый — в Историко-архивный институт, остальные три — на факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова.

«Архивный» дебют оказался ничем не примечательным. Запомнились только длинные коридоры общежития на улице Стромынка и сосед — грузин Авто (Автандил), показавший себя непробиваемо-бронебойным сталинистом. Впрочем, разговоры с остальными соседями тоже крутились вокруг недавнего исторического прошлого, которое представлялось туманным и слишком опасным, чтобы его можно было объективно обсуждать. «Ходить бывает склизко по камешкам иным, итак, о том, что близко, мы лучше умолчим» (Козьма Прутков). Серость и удушливость этой обстановки, связанной с профессиональной необходимостью углубленного изучения официальных документов, заставили искать другие пути.

Абитуриенты факультета журналистики Московского университета оказались не в пример живее и интереснее. Юноши и девушки со свежим творческим восприятием, еще не засушенным официальной идеологией, были наивны и прозорливы одновременно. Соль общения составлял интерес кто откуда приехал, сколько набрал баллов, политические и прочие анекдоты, а также венгерское вино из ближайшего магазина «Балатон».

Несмотря на острейшую конкуренцию на экзаменах, атмосфера (за редким исключением) была теплая и дружеская. В одно из поступлений я жил в комнате, бывшей библиотеке, на двадцать человек, и ссор практически не происходило. Проблемы познакомиться вообще не существовало, так как после первого вопроса — «Куда поступаешь?», имелась масса интересных тем — какой конкурс, что говорили на консультациях, кто из экзаменаторов «заваливает» и как с этим бороться. По вечерам — бадминтон.

Это была бурная и веселая территория общения. Я никогда бы не поверил, что в том же МГУ может оказаться нечто ужасающе-противоположное.

Впрочем, кое о чем все же можно было задуматься. Что работать придется в официальной (другой не полагалось) советской прессе, непрерывно славящей КПСС. Что на материалы о сталинских репрессиях и наиболее острых на тот момент проблемах уже легла тень негласных запретов, а сам облик членов Политбюро, то есть тех, чью политику предстояло славить — безлик, сер и скучен, уже тогда вызывало глубокое подсознательное отторжение. Наверное, поэтому мышление отгораживалось от этой стороны действительности. А нам хотелось найти что-то яркое и светлое.

Часто мы ходили в парк к китайскому посольству, которое находилось в квартале от общежития ФДС (филиал Дома студентов). Как водится, перед зданием посольства стояли витрины с фотографиями, демонстрировавшими «мощь и процветание» Китайской Народной Республики — в то время отношения между СССР и КНР были весьма напряженными. Поэтому на снимках фигурировала военная техника, учения, парады и церемонии награждения, а также изделия народных ремесел. Сильное впечатление производил пейзаж с солдатами, в одинаковых позах выполнявших приемы кунг-фу — до самого горизонта. Однако снимок китайцев в буденновках со звездами, находившихся внутри самолета, производил впечатление сюрреалистической (соцреалистической?) пародии.

Глядя на эти фотовитрины, мы чувствовали себя свободными людьми, ответственными за судьбу цивилизованного мира перед лицом «восточной угрозы»…